Эту овчарку, с оригинальным именем Дик, мне подарили на окончание школы. И это была моя первая собака — прелестный пузан, со светло-коричневыми подпалинами, шоколадными веселыми глазами и умильной улыбкой, от уха до уха.
Заполучив его в единоличное владение, я обнаружила, что обожаю собак, и принялась его любить и баловать и потакать и закармливать вкусненьким — это мясо для Дика, никому не трогать!
! Язык тоже ему, он любит! И вот практически полное отсутствие какой-либо дисциплины, моих знаний о воспитании собак (особенно немецких овчарок) позволило мне воспитать избалованную капризную болонку в обличие крупного сильного кобеля немецкой овчарки.Дик любил меня со всею страстью своей души, мне прощалось и позволялось все (в известных пределах, конечно). Теперь-то я понимаю, что в выстроенной им иерархической лестнице, он стоял на первом месте, дальше шла я, ну а где-то там, в самом хвосте, болтались мои родители.
Любимым его развлечением было, например, спереть из ванной комнаты мамин халат, приволочь его на свою подстилку и лечь там на него, довольно ухмыляясь. Поиграем в игру — попробуй, отними! И никто не мог отнять, включая и меня. Я гневалась, кричала на него, тянула халат, но он воспринимал это как веселую игру, слушаться меня не собирался, а, злобно рыча, резво тянул его в свою сторону. «Понимаешь, — ломала руки мама, — вот он смотрит на меня, а я не знаю, что он думает, вдруг он недоволен?». Отвлечь его можно было только бренчанием кастрюль на кухне и восклицанием: « А что у нас Дикуля будет кушать?»
Вот так мы и жили три года, по правилам, которые нам диктовал Дик, и это было довольно тяжело и неудобно, но особенно резких конфликтов не возникало.
Но когда Дику исполнилось три года, я осмелилась выйти замуж, а муж имел характер довольно сильный и немалый опыт общения с собаками. Так вот моего мужа Дик воспринял с крайней неприязнью. Никаких посягательств на меня он не потерпит! Этот муж осмелился сесть рядом со мной на диван?! На его законное место?! Этот муж осмелился обнять меня, он снимает с меня сапоги?! Сейчас будет наказан, атакован и покусан!
Мы пытались с этим бороться, хотя для воспитания момент был выбран крайне неудачный, Дик находился в состоянии стресса из-за появления кого-то, с кем он был вынужден делить мою любовь, плюс к этому жуткое воспитание, которое он получил в детстве мешало хоть как-то ввести его в приемлемые рамки.
Но мы старались! Однако худшие времена наступили, когда появилась на свет наша дочка.
С какими предосторожностями мы вносили в квартиру мирно сопящий кулек из розового атласного одеяла, перевязанный почему-то зеленой капроновой лентой (к немалому удивлению нянечек из роддома) — это моя легкомысленная мама купила зеленую ленту, объяснив, что розовую она не нашла, а зеленая лента была прелестного травяного оттенка.
Дик, почуяв неладное, бесновался за плотно закрытыми дверями кухни.
И началось! Дни и ночи он проводил под дверью в детскую, прильнув носом к замочной скважине, жадно вынюхивая запахи чужого счастья. Дверь в детскую не приоткрывалась больше чем на 20 см, нужно было юркнуть внутрь, успев отпихнуть ногой этого здоровенного лба, при этом втащив с собой все необходимые для ребенка причиндалы. Когда дочку выносили в ванную для купания, один держал Дика на строгом ошейнике, другой, загораживая собой младенца, пулей проскакивал в ванную, ребенка мыли под дикий лай и объединенные стенания моей мамы и свекрови, которые в два голоса рассказывали мне невероятно страшные истории про младенцев, растерзанных собаками. «Собачья ревность — это страшно!» — округляла глаза свекровь, — «Да-а…», — согласно (редкий случай взаимного согласия усиливал воздействие) кивала мама, — «Ты же знаешь, он такой… э-э-э, сложный, ведь никогда не знаешь, что у него в голове».
Апогеем этой безумной ситуации стал прорыв Дика в детскую. Там он угнездился под детской кроваткой, как поместился — загадка! Угнездился и глухо рычал, причем на всех. Ребенок был спешно эвакуирован, Дик страдал, мы страдали — выхода не было!
Впрочем, выход, конечно, был — расстаться с Диком, найти ему новых хозяев. Но для меня это было ужасно. Я всегда страшно презирала людей, которые заводили собак, а потом, по каким-либо причинам, выкидывали их из семей, для меня это было равносильно предательству. «Как это так!» — с юношеским максимализмом кипятилась я, — сначала завели, приручили, потом выбросили!»
Причем, еще я и отлично понимала, что в сложившийся ситуации виновата только я сама. Это я его так воспитала! К тому времени я уже кое-что почитала из «собачьей» литературы, пообщалась со знающими людьми, с которыми познакомилась на собачьей площадке, убедилась в плачевных результатах моего «муси-пуси» воспитания.
Короче, в один прекрасный день, муж пришел домой в сопровождении меднолицего мрачного субъекта в мохнатом свитере, который оказался зимовщиком-полярником в Арктике. Эта полярная экспедиция что-то там разведывала или измеряла и срочно нуждалась в крупной злобной собаке для отпугивания наглых полярных песцов, повадившихся воровать у них продукты. Что касается злобности и умения отпугивать, тут Дик дал бы сто очков вперед любому — соседи старались не выходить на лестницу, когда мы спускались на прогулку с четвертого этажа - лестница замирала.
Я обливалась слезами, умоляла подождать еще хотя бы недельку, но экспедиция ждать не могла, да и все вокруг уверяли меня, что Дику там будет лучше, в этой заполярной тундре, что овчарки должны работать, бегать и вдыхать будоражащий вольный ледяной воздух, гонять песцов и остальных опасных животных.
Я-то знала, что Дикуле лучше будет с мамочкой на диване, под теплым одеялом, но… меднолицый полярник посмотрел-посмотрел на всю эту суету, поднялся, похлопал Дика по холке (жест старшего), и тот дал ему это сделать, пристегнул поводок: «Ну, брат, пошли». Больше я Дика не видела.
Потом муж приносил мне вести о том, что Дик прекрасно себя чувствует, все в экспедиции полюбили его, удивлялись тому, что мы не могли с ним справиться, прекрасная собака — большая умница, отлично работает, но для меня это осталось незаживающей раной на всю жизнь и больше я немецких овчарок не заводила.
Прошло где-то полгода, и мой муж уехал в командировку в славный город Казань. Две недели пролетели незаметно, мы с дочкой жили на даче, и в один прекрасный день, получив от мужа телеграмму, я отправилась встречать его в аэропорт. В те времена, а было это около 20 лет назад, в зал прилета аэропорта Пулково выходящие из самолета пассажиры спускались по эскалатору таким образом, что сначала вы видели их ноги, потом выплывали остальные части тела, увенчивающиеся радостными (или не очень) физиономиями.
И вот я стою в зале прилета, задрав голову, и ожидаю, когда же появятся мои родные мужнины ноги, как вдруг вижу съезжающую по эскалатору псину с забинтованной головой и загипсованной лапой, рядом с чьими-то ногами. Отчетливо помню мысль, появившуюся у меня в голове: « Какой это идиот летит с собакой на самолете?» И тут же узнаю в этом идиоте собственного мужа. И рядом с ним - самого плачевного вида тигровый боксер с разбитой головой и сломанной лапой. Оказывается муж (таки идиот!) буквально в последний день подобрал на дороге сбитого машиной боксера, отвез его в ветлечебницу, там ему зашили голову, загипсовали лапу и за бешенные (последние) деньги сделали справку для самолета. И вот они здесь, как дорогой подарок!
Сказать, что я была вне себя — не сказать ни-че-го! Отдать свою родную собаку, взращенную с младых когтей (не важно, что она никому е давала жизни и в доме шла перманентная война краснокожих мужей с бледнолицыми собаками) и притащить с другого конца света это хромое чудовище?!! Тут хромое чудовище нервно зевнуло и обнажило желтые потрепанные клыки.
— Да ты посмотри на его зубы! — взвилась я, — ему лет сто, не меньше!
— Нет, нет! — лебезил муж, — ему лет 10, не больше, так сказал ветеринар.
Вокруг нас начинала собираться небольшая, но заинтересованная толпа.
— Та-ак… — многообещающе сказала я, — поговорим на даче, там, кстати, твоя мама с ребенком сидит, пока я тебя, извините, вас встречаю!
И раздвинув разочарованную толпу, двинулась к выходу, за мной тащилась эта сладкая парочка.
На даче мы вдвоем со свекровью продолжили операцию под названием «Пилите, Шура, пилите…». Правда свекровь все больше упирала на свое плохое самочувствие и присутствие в доме постороннего пса (притом, что жила от нас отдельно), я же заходилась в праведном гневе, прекрасно понимая, что этот боксер, останется у нас. Но я должна была выпустить пар!!
И вот выпуская этот пар, я вдруг замечаю, что эта парочка сладко дремлет под мое назойливое жужжание, причем, если муж еще иногда разлеплял тяжелые веки и невпопад вставлял: «Да, милая, конечно, ты права», то пес, по-стариковски задремав, просто покачнулся и шмякнулся головой об дверь, так как лечь на пол он не осмеливался, понимая, что решается его судьба, а вежливо сидел, преданно глядя мне в глаза.
Сердце мое дрогнуло. Назвали мы его Иннокентий, за исключительную, необычайно интеллигентную манеру себя вести (чем-то он неуловимо схож был с актером Смоктуновским, по манерам, разумеется!).
С поселением у нас в доме Кеши (Иннокентий плавно перешел в Кешу) я почувствовала разницу. Никакие двери закрывать и припирать стульями не надо было, сказано не входить — никто и не войдет (Дик считал, что никто не вправе был указывать ему, куда и для чего ему входить), ребенок безбоязненно оставлялся рядом с собакой, никакого дикого захлебывавшегося лая на звонки в дверь, никакого воровства со стола (Дик не ждал милости от природы, просто вставал передними лапами на стол, и брал все, что ему заблагорассудится, не особо дожидаясь, пока мы выйдем из комнаты).
Благодаря Кеше, я поняла, как приятно иметь в доме хорошо воспитанную собаку и могла сравнить плоды своего воспитания и плоды воспитания неизвестных мне хозяев Кеши. Как он оказался на улице? Скорее всего, убежал за пустующей сукой и видно, бегал уже давно, так как был порядком истощен.
Единственная моя претензия к нему — это его храп. По ночам он храпел, как пьяный боцман и мне приходилось вставать к нему и переворачивать его с боку на бок, но через какое-то время он засыпал покрепче, и все начиналось сначала.
Прожил он с нами, к сожалению не долго — года 3-4, точно уже не помню. Из-за травмы головы в Казани, когда его сбила машина, у него развилась посттравматическая эпилепсия и частые приступы укоротили его жизнь.
Свежие комментарии