Ода сиамскому коту

      Это случилось много лет назад на Кондратьевском рынке в славном городе Питере. Кондратьевский рынок — то же  самое, что и Птичий рынок в Москве.
Мы с дочкой отправились туда, чтобы прикупить там мотыля для наших рыбок. Ну и как обычно, решили немного побродить туда-сюда, невозможно же уехать с рынка, где продают животных, предварительно хорошенько не полюбовавшись на них.

Но не покупать! Боже упаси! Дома и так достаточно всякой живности! Поэтому дочке по пути было сделано строгое внушение —  только корм, корм и еще раз корм для рыбок и легкая прогулка-любование по самому рынку. Да! И еще после этого мы отправлялись за самой главной покупкой — нарядными туфельками для дочки, я надеялась, что туфельки перевесят, и на рынке мы долго не задержимся.

      Не тут-то было! Мы прилежно и вдумчиво прошлись по всем рядам и закоулкам, оживленно обсуждая, кого мы купим, когда у нас будет много денег и большая квартира, точь в точь, как в «Денискиных рассказах».
 Наткнулись, на ранее невиданного, на рынке зверя — енотовидную собаку и пока я, терзаемая мыслями о невозможности немедленного приобретения ее в личное пользование, умильно любовалась на нее, дочь моя куда-то испарилась.

      Оглядевшись повнимательнее, я заметила ее, сидящей на корточках у какого-то большого ящика из мутного оргстекла. Рядом возвышался монументальный бабец в лазоревом полиэтиленовом пальто и в мохнатом мохеровом берете того же дивного цвета. Чувствовался вкус. Я подошла поближе. В ящике копошилось штук 30-40 котят разной национальности. Дочь моя любовно разглядывала их. Понимая, что ситуация выходит из под контроля, я строгим голосом произнесла:
     — Мы приехали покупать корм для рыб, —  и, помолчав, неуверенно добавила, — и никаких животных!
     — Мама, ну ты только посмотри, какой он бедненький, его сейчас задавят ма-а-ма-а, ну, ма-ама-а, — специальным канючным голосом завыла дочь, — ну, посмотри только!

     Да-а, посмотреть было на что. Под разноцветным пушистым слоем, на самом дне колупалось нечто сиамского разлива. Он был хорош, нечего сказать! Огромный бледно-розовый полупрозрачный живот (явно битком набитый глистами!), тоненькие паучьи лапки, крысиный хвостик… Венчалось все это большущей лопоухой головой на тонкой шейке (в ушах —  клещ!). Взгляд голубеньких глаз — отрешенный (из глаз — гнойные выделения!)
      — Хороший клубный котик!! — затрубила лазоревая тетка, видя наш пристальный интерес. Интерес был вызван, на самом деле, размышлениями о том, как быстро он покинет сей бренный мир, этот клубный котик…
Дочь поддала жару.
     — Ну, он же тут погибнет! — в голосе — слезы.
     Тетка благоразумно промолчала.
     — Ну, мама же!
     — Что мама?— трусливо забормотала я, — ты  хочешь, что бы он у нас помер? Посмотри на него!
     — Отличный сиамский кот! Клубный кот! Плановая вязка! – надрывалась тетка, — дешево, по случаю, — и, с немалым трудом наклонившись над котохранилищем, стала шуровать там мясистой красной клешней. Выудив, наконец, претендента на престол,  она ткнула нам его в лицо.
     — Видите, каков  красавец!
     Красавец  понуро свесил голову на грудь, сил  держать ее у него не было.

     Отойдя на небольшое расстояние, мы составили живописную группу под названием «Военный совет в Филях» Периодически оттуда доносилось шипение: « Мы же поехали покупать тебе туфли!» — «Ну и что! Купим потом!» — «У нас уже есть кошка!»— «Ну и что! Будет еще!» При этом рефреном все время шла фраза: « Всего сто рублей, на туфли не хватит!»

      Лазоревая радостно вмешалась в наш задушевный разговор.
     — Девушка, всего сто рублей! Ей Богу, не дорого, себе в убыток, сколько денег на пропитание пошло, ведь самым лучшим кормим, понимаем же, —  она вдохновенно зажмурилась, — порода!
     Если она его накормила, хотя бы один раз, я была бы очень удивлена. А от названной цены я прямо задохнулась!
     — Какие сто  рублей, вы что?
     Но  наглая тетка, шурша лазоревым полиэтиленом, уже пихала дочке посиневшего от холода кота (был бодрящий морозец) и припевала.
     — Берите, берите, не пожалеете!
     —Мама! Ты что? У тебя же есть сто  рублей!
     И, вместе с котом, дочь резво отпрыгнула на безопасное расстояние, и тут же начала ворковать: « Ах, какие мы холесенькие, ах, какие мы бедненькие». Я со вздохом полезла за кошельком.
     Расставшись со ста рублями, я вдруг сообразила, что дитя нежно прижимает к себе, к юной младенческой груди, неизвестно чем инфицированное, глистатое, блохастое (блох я уже разглядела, благо шерсти на нем почти не было) животное.
И так же резво я подскочила к дочери, выдернула у нее из-за пазухи кота (он уже не удивлялся ничему, а висел мягкой белой тряпочкой) и строго сказала.
     —Пока я не проделаю с ним все необходимые процедуры, ты к нему не прикоснешься, понятно?
Дочь согласно кивнула, а чего спорить-то по пустякам, все равно получилось так, как она хотела.


     Повозились мы с ним немало, зато из него вырос писанный красавец, по имени Марик, прожил с нами 19 лет, был полноправным членом нашей семьи, воспитал не одно поколение наших щенков и детей, заслужил имена Маркуся-Дуся и Дуся Горделивый (так он был и хорош и красив и умен!) и тихо скончался от старости, горько оплакиваемый всеми членами нашей семьи.