К теме про интеллект животных. В виде рассказа. Ни слова выдумки. Вильмы уже нет, а написано про неё много. Может быть, и вам будет интересно.

                   Умники и умницы

 Когда  Сережка появился  на пороге с крошечным созданием  в руках и радостной обезоруживающей улыбкой, которая давала ему абсолютную уверенность в том, что внимание  жены и собаки тотчас переключится с него самого на то, что он принес, и тем самым он избежит укора и традиционного вопроса, который всегда терзал его душу – ну почему опять так поздно?

– я  и  Вильма, и в самом деле, с изумлением рассматривали, пока еще на расстоянии,  прибывшую к нам в дом киску, которая уютно и уже полноправно расположилась на сгибе Сережкиной руки. И если у меня все же вырвался слабо-протестующий голосовой укор – опять? – который можно было по умолчанию отнести и к его позднему возвращению, и к его новому приношению, то Вильма, расширив в напряжении  газельи глаза, напрямую спросила, разумеется, молча, – папа, что это? – и видя,  что ее папа продолжает ласково держать на руках это нечто и счастливо улыбаться, она усилила свой вопрос гавканьем, но гавкнула из-за нервного напряжения,  которое сдавило ее горло, как-то неуверенно и слишком высоко. Эффекта не достигла. Тогда она решила для острастки попугать маленького заморыша и  быстренько рванула вперед, мощным движением взгромоздила передние лапы папе на плечи и мордой воткнулась прямо в киску. На киску это не произвело должного впечатления – это хитренькое создание, инстинктивно перекачавшее из Сережкиного сердца все, что к ней относится, а именно, свою необыкновенно перспективную силу знака судьбы, уже точно знало, что прибыло сюда поселиться у нас в свое удовольствие, а поэтому совершенно неопасливо и даже несколько безразлично рассматривало собачью морду.

- И чего тебе от меня надо? – как бы спрашивали кискины глаза.

- И что за дела такие? – думала Вильмочка, и для лучшего обозрения кискиного нахальства склоняя голову то вправо, то влево, но потом задрала морду кверху и требовательно глянула прямо в глаза папе.

- Папа, да что же это такое?

Но быстрый папа уже передавал киску маме в руки и голосом хозяина справедливого, но  все же немножко трусливого (боясь семейных разборок) на той же радостной  ноте, на  которой он явился в дом с этой «знаковой» киской, сказал (для пущей убедительности правоты своих действий) громким голосом: «Вильма! Гулять!». У Вильмочки  отлегло  от  сердца  –  уф, слава богу, папа - мой!  Вильма  потрусила за папой, но черт ее дернул оглянуться! И что же она видит? Теперь уже ее любимая мама держит этого заморыша на руках, гладит его и что-то ему нежно шепчет! Господи, да что же это, в конце концов, делается?… Нет, уж, лучше вернусь к маме, а то вдруг она еще успеет в мое отсутствие эту противную киску полюбить?! И Вильмочка  подбегает к маме, вскидывает свои лапы ей на плечи и просительно заглядывает в глаза – на наглого заморыша она решила даже не смотреть. Из-за двери слышится уже раздраженный оклик папы: «Вильма! Ко мне!». Вильмочка жалобно, чуть слышно, но протестующе тявкает, сбрасывает лапы с маминых плеч и неуверенно семенит к папе, но остановилась на полдороге, оглянулась, задумалась и засеменила назад, к маме с киской на руках.

- Нет, уж лучше буду контролировать ситуацию в доме, – решила Вильма и преданно прилегла у маминых ног, – тем более, что я уже гуляла  с мамой, и даже сытно покушала, и уже сделала все свои дела пока ты, мой дорогой папочка, где-то прогуливался, да еще кошку эту, занозу, приволок – нет уж, с мамочкой-то понадежнее будет.

В это время произошло два значительных для Вильмы события: папа с суровым видом появился на пороге и мама с улыбкой опустила противную кошку на пол. И что делать? Идти с папой или остаться с мамой? И тут Вильме приходит восхитительная идея, которую можно сравнить разве что, с соломоновым решением:

- А пойду-ка я гулять вместе с этой киской – и овцы будут целы, и волки сыты! - И тут  Вильмочка  своим  большим  языком  ловко подхватила крошечную киску, отправила ее в пасть, зубы плотно сжимать не стала, чтобы киска могла дышать и даже спокойненько  отдыхать в мягкой слюнявой пасти, как в постельке – ничего, не сахарная, зато не вывалится по дороге, а я уж потерплю как-нибудь, только бы не проглотить случайно.  

Когда Вильма проделала эту процедуру, и ее борода завесила и скрыла тельце бедной кошки, как навесной балдахин  над  широкой кроватью, торчащим из пасти остался только маленький кончик кошачьего хвостика. 

 - Ну вот, мама и папа, теперь я, кажется, готова к прогулке.

Решение Вильмы было таким обескураживающим, таким хитрым, умным, юморным, таким ловким и, пожалуй, единственно верным, что вызвало у нас с Сережкой необыкновенный по заряжающему импульсу взрыв хохота, который набирал силу, варьировался, переливался всеми эмоциональными и голосовыми оттенками, но который своими корнями прочно и глубоко гнездился на сильной волне нежности, восхищения и гордости за свое чадо, которое проявило выдающиеся с точки зрения родителей свидетельства житейского ума и компромиссной  изобретательности. Их любимая дочка Вильмочка!

- Как хорошо смеются папа и мама, – у Вильмочки отлегло от сердца. Умная девочка поняла, что приняла удачное решение и развеселила родителей, поэтому без возражений позволила вытащить мокрый, слипшийся комочек шерсти из своей пасти и даже, чтобы еще раз заслужить родительское поощрение, проявив явные свидетельства милосердия и признаки совершенно нового качества - кошколюбия, начала своим большим языком, как лопатой, облизывать киску.

- Язык-то большой, а киска маленькая – лизнешь ее, а она отлетает на полметра, может попридержать ее лапой? – размышляла Вильма.

- Как-бы  не обмишуриться,  не раздавить лапой-то, лучше приткнуть ее в уголок до упора, да и почистить языком шкурку, а может в уголке-то и затеряется… - так текли Вильмины мысли.

Но чем больше Вильма прикасалась языком к этому чуду-юду, тем больше эти прикосновения ей нравились: как-будто через языковые рецепторы в Вильму проникала детская кошачья беззащитность, которая вызывала в ней дремлющие материнские инстинкты и желание сделать для киски что-нибудь хорошее и приятное.

- Ну ладно! Пусть пока поживет с нами, а там видно будет, – приняла очередное соломоново решение Вильма, умильно посмотрела на киску, на маму – мол, под твое честное слово оставляю, но я  – сама знаешь – любимая и главная, помахала хвостиком и отправилась с папой на прогулку.