Его звали все Бильбердович.
Он был наглым, назойливым и суетливым. Умные светлые глаза, казалось, проникают взглядом в душу. От этого становилось неприятно.
В первый раз я его увидел, когда зашёл на вахту подсобного хозяйства с братьями-паломниками-вахтёрами чайку попить.
Заварили, достали конфеты, ждём когда запарится.
Вдруг в открытое окно (а дело было летом) влетает галка и, нисколько не смущаясь, садится прямо на стол. По-хозяйски сунула клюв в мешок с конфетами, стала их вытаскивать и бросать на пол.
«О, Бильбердович пришёл!» — сказал молодой паломник по прозвищу Дедушка О.
Бильбердович посмотрел на него, подумал, подошёл и щипнул за палец.
«Жрать просит, — сказал Дедушка О и потряс рукой. — Больно шипается, зараза!»
«Дай ему что-нибудь, — сказал послушник Роман Свобода, глядя поверх очков на Бильбердовича, — а не то он задолбает всех».
Он здесь старший. В миру Роман Свобода был инженером-атомщиком. Сейчас он пенсионер и живёт в монастыре более десяти лет. Знает массу анекдотов и любитель почитать журнал «Крокодил». Что он делал и сейчас. Кто-то из рабочих притащил на вахту несколько годовых подписок за 70-е годы этого журнала (чтобы вахтёры не спали).
Дедушка О достал кусок хлеба и положил на стол. Бильбердович издал недовольный противный звук.
«Дедушка, — сказал Роман Свобода, — накроши ему, а то он будет орать как недорезанный».
«Умная тварюга, — сказал Дедушка и раздербанил кусок хлеба в мелкие крошки».
Галка (или галчонок) начал свою трапезу. Склював крошки, он насрал на стол.
«Сколько раз говорил — газету расстелать на стол когда Бильбердович прилетает?» — Опять оторвался от чтения Роман Свобода.
«Ему не нравится газета на столе».
«А мне, — сказал послушник, — не нравится его говно на столе, понял, Дудушка О?»
Бильбердович уже насытился к тому времени и стал развлекаться. То есть, тащить всё на стол, что может в клюве принести.
«Зачем он это делает?» — спросил я.
«А вот смотри», — сказал Дедушко О и кинул шариковую ручку в окно.
Бильбердович выпорхнул за ней, поднял с земли и прилетел на стол. Выпустил ручку из клюва и стал ждать, уставившись на Дудушку О своими свето-голубыми глазками.
Дедушка опять кинул, Бильбердович опять принёс.
«Это собака какая-то, а не птица». — Удивился я.
«Одним словом, Бильбердович, — сказал Дедушка О. — Жидяра».
Я не стал уточнять, почему Бильбердович ассоциируется у Дедушки О с жидами.
«Странное поведение, — говорю, — может он раньше домашним был? Его другие галки не обижают?»
«Что? — оторвался Роман Свобода от своего „Крокодила“, — Да этот оглоед сам кого хочешь обидит! Вон чё делает».
И впрямь, появились любопытные галки, которые заинтересовались движухой около вахты.
Дедушка О бросил им кусок хлеба. Только галки подскочили к куску, как на них налетел Бильбердович. Одной он так долбанул клювом в голову, что та перевернулась в воздухе. Другие опасливо отскочили.
«Монстр, — говорю, — этот Бильбердович».
«Жидяра», — сказал Дедушка О.
Нажравшись и наигравшись, Бильбердович улетел восвояси.
«Завтра прилетит?» — спросил я.
«Когда как, — сказал Дедушка О. — Бывает, по несколько дней не появляется».
Меня заинтересовала эта нахрапистая галка, и я стал частым гостем на вахте.
Бильбердович меня не боялся. Он вообще никого не боялся этот наглец. Как-то раз он вытащил у меня из кармана связку ключей от склада и положил передо мной. Я бросил ключи. Бильбердович слетал и принёс их. Это стало для нас игрой. Ключи очень нравились Бильбердовичу. Мы бросали сразу несколько предметов, и всегда выбор Бильбердовича останавливался на моих ключах.
«Бильбердович, жид пархатый, — ругал его Дедушка О, — я тебе юбилейный значок города Козельска бросаю, а ты, иуда, ключи выбираешь!»
Бильбердович смотрел на него серьёзными глазами и летел потом за моими ключами.
Так было и в то утро. До открытия склада оставалось полчаса, и я решил зайти на вахту выпить чаю.
Бильбердович уже расхаживал там по столу, маялся от безделья и пытался вырвать журнал у послушника Романа Свободы.
«Виктор, — сказал Роман, — поиграй с ним, надоел он уже, прости меня Господи».
Я достал ключи и швырнул их на бетонную дорогу подсобного хозяйства.
Эконом игумен Досифей уже прочитал перед строем рабочих «Царю Небесный» и «Отче наш».
Рабочие послушно стояли, сняв головные уборы. Все как один. Разговоры во время молитвы запрещены. Кому не нравится — увольняйтесь. Но, больше, чем платят в монастыре да ещё с полным социальным пакетом — во всей округе навряд ли найдёшь работу. Плюс бесплатный обед в паломнической трапезной.
Сокращённые майоры и прапорщики из соседней воинской части работали в монастыре плотниками и сантехниками. Всего рабочих было около трёхсот человек.
Игумена Досифея они боялись и уважали. Условия принятия на работу у него были простые: здоровый, женатый, и чтобы знал наизусть «Символ веры» и «Отче наш». В отделе кадров давали распечатку. Как выучишь — приходи с трудовой книжкой.
Ключи я швырнул, Бильбердович улетел за ними, а часть рабочих, человек так пятьдесят, потянулась к моему складу.
Сантехники за кран-буксами и смесителями, сварщики за электродами, плотники за гвоздями, шурупами и прочей мелочёвкой.
После рабочих пойдут братья монастырские кто за зубной пастой с щёткой, кто за тетрадями для учёбы в семинарии… В общем, как говорил мой напарник Саша с Курска, на складе есть всё — от батона до гандона.
Рабочие уже толпятся у склада, а эта тварь пернатая всё не летит обратно. Выглянул я в окно и на душе похолодело. Эта наглая скотина, морда воистину жидовская, сидит себе спокойно на крыше склада. Ключи в клюве. И не собирается обратно нести.
«Дедушка О, — говорю, — Бильбердович ключи зажал. Надо его как-то уговорить, чтобы он пасть раскрыл, а то Досифей скоро придёт».
Выскочили мы из вахты.
«Бильбердович, — кричим, — Бильбердович! Отдай ключи!»
Рабочие смотрят на нас, как на дураков, замолились, думают, паломнички.
Подбежали мы с Дедушкой к Бильбердовичу и свистим, и пальцами щёлкаем. Не помогает!
Тот смотрит на нас так презрительно сверху и даже башкой не крутит.
А время подошло уже склад открывать. Рабочие поняли в чём дело и присоединились к нам.
То ли Бильбердовичу шум не понравился, то ли рабочих недолюбливал, а снялся он с крыши склада и махнул на коровник. Мы за ним. На коровнике Бильбердович долго не задержался, полетел на мельницу.
На мельницу рабочие уже не побежали с нами, далеко, говорят.
Подкрались мы к мельнице и ласковыми голосами упрашиваем его:
«Бильбердович, Бильбердушечка, твою мать, будь благоразумным, отдай ключики, а не то мы тебе башку открутим, когда ты на вахту залетишь!»
Как будто он понимает… Но тут уж, знаете, рассуждать некогда, что этот жидяра понимает, а что нет. По крайней мере, слушает внимательно, не улетает.
Слышим, голос игумена Досифея у склада:
«Что стоите? Почему не работаете? Как нечем? А где Виктор?»
Бильбердович встрепенулся и полетел к вахте. Мы с Дедушкой, само собой, за ним.
Пробегаем мимо склада. Досифей изумлённо смотрит нам вслед.
А надо сказать, ломать двери склада бесполезно. Только если газосваркой вырезать квадратный метр железа.
Ну, думаем, сейчас Бильбердович на вахту прилетит и хана ему. Роман Свобода его закроет и мы ему все перья пообрываем. Но хитрый галчонок сел опять на крышу.
«Слушай, — говорю, — надо его как крыловскую ворону развести. Что он больше всего жрать любит?»
Дедушка О задумался.
«Фисташки, наверно, говорит. Да, точно — фисташки».
Я на пятой скорости рванул к продуктовому складу.
Там кладовщик Женька Зотов. Жирный парень. Недавно освободился. Кореш мой. Кладовщики всегда находят общий язык между собою.
Забегаю.
«Женька, говорю, фисташки срочно нужны!»
Женька посмотрел на меня, видит — не вру, и без лишних слов достаёт с полки упаковку фисташек.
«Келарю потом скажешь, что взял фисташки», — сказал он мне вслед.
Спасибо, Женька, скажу. Но попозже.
Когда я прибежал к вахте, Дедушка О что-то говорил Бильбердовичу. Тот, как всегда, слушал с серьёзным лицом. Вдалеке стоял злой Досифей, руки за спину, что говорило о его сильном гневе. За спиной эконома рабочие тайком хихикали в рукав.
«Вот, говорю, фисташки. Корми его Дедушка. Ты с ним больше общался».
Но Бильбердович, как только увидел орехи у меня в руке, забеспокоился, раскрыл свой мерзкий клюв и юркнул в открытое окно вахты.
«Пошёл нахуй!» — донеслось оттуда. Это Роман Свобода не выдержал.
А я подобрал ключи и направился к складу.
Бильбердовича не было больше недели.
То ли он на послушника Романа Свободу обиделся, что тот обматерил его, то ли на меня с Дедушкой О, что фисташек не досталось — не знаю.
Но как-то раз, уже под вечер он залетел на вахту, когда мы пили чай. Процокал своими коготками по столу и ущипнул меня за руку. Потом, наклонив голову вбок, посмотрел мне в глаза.
Я достал те самые фисташки, что взял у Женьки Зотова и высыпал перед ним.
Я же понимаю, что сам дурак. Нечего складскими ключами разбрасываться. Что с птицы возьмёшь?
Отец Досифей назначил мне епитимию — келейно сто земных поклонов каждый день. На месяц.
А Роману Свободе — пятьдесят по-старости, ибо нечего при игумене матом выражаться. Даже на Бильбердовича.
© Виктор Костильбург
Свежие комментарии