Это волшебный весенний сон, который снился мне всю зиму. Сон и мечта, моя и бездомной собаки, которая всю зиму спала в нашем подъезде. Наши зимние грезы объединились в моей голове, потому что собачий сон тревожен и короток, а уж в этой вислоухой голове роятся по ночам, наверное, страхи за собственную шкуру и мучительные видения о еде.
Его зовут Сосиска – в честь любимого лакомства. Вот, знакомьтесь. Каждое утро, стоит нам приоткрыть дверь квартиры, как в щелочку ее уже смотрят черные глаза вполне человечьих размеров, так что ни глазками, ни глазенками их назвать просто нельзя. Они говорят с винни-пуховским задором: «О! Здорово! А я тут случайно проходил мимо!». А потом косятся в сторону нашего кота, поспешающего домой после ночных репетиций сводного кошачьего хора, и говорят уже ему: «О! Эт-ты опять! Ну, ща, погоди, хозяин нам чего-нибудь вытащит, и мы, Сосиска Великий, пустим тебя домой! А вообще, кто раньше встал – того и хозяин».
Муж надевает тапки и идет платить дань этому лохматому бесстыднику.
Сосиска привязался к нам год назад. Он сразу почему-то решил, что он наш, и заключил с нами свой собачий договор. Это ведь только человек, подавая бродячей собаке еду из руки, может подумать, что ничем ей больше не обязан. Собака, придерживаясь всемирного тайного заговора собак, решает совсем иначе. «Человек заключил со мной договор», - говорит она. Так, получив однажды сосиску, Сосиска обязался ходить за нами хвостом, куда бы мы ни шли, а потом – спать у нашей двери, охранять наших детей на улице, тереться об наши ноги и так далее, и тому подобное. И попробуй только задержать на пару часов зарплату (в виде сосиски)!
Я пишу о собаке и улыбаюсь, но сердце у меня сжимается. Я не люблю подобных банальных фраз, но тут по-другому не скажешь. У меня сжимается сердце и на секунду даже как будто перестает качать кровь – каждый раз, как подумаю, что Сосиске-то от нашего веселья невесело. Ему вообще невесело, у него история не для смеха. Сосиска был домашним, у него была конура и миска, была семья, где росли дети, но он однажды отвязался и убежал. Это банальный случай, все, кто держал собак на привязи у дома, знают, что собаки иногда отвязываются и убегают. Но Сосиске этого не простили. Может быть, его просто вычеркнули из своего сердца, а может быть, он в этом сердце никогда и не был. Ведь в иное сердце конура с собакой не помещаются. И потому, когда Сосиска вернулся домой, дома у него уже не было.
Этого не мог понять никто, но хозяев не осудили. Хотя нет – осудили, конечно: по селу, как таракашки, ползали пересуды-перетолки, но в глаза так никто и не осмелился сказать, и это было странно. До сих пор не могу дойти до этого своей головой, и потому множатся во мне по ночам мысли собаки, которая разделила наше дружное, мирное село на две половины. Одни подкармливали и жалели, другие грозили палкой и ругали почем зря.
Вообще-то в селе бездомных собак множество. Иной раз выйдешь на улицу в будний полдень, а людей на ней нет – одни собаки и собаки. Но Сосиска уродился огромным, как тот теленок, и своею величиной сделался виноват. Он был ласковый пес, ласковый со всеми, а вот теперь, силами воинственной половины села, вооружившейся палками, сделался агрессивным и лает на каждого встречного мужчину.
Существо четвероногое, выживает.
Ему пробивали камнем голову, ему резали нос ножом, его сбивали на машине. И от этих встреч с двуногими у Сосиски остались на теле три большущих шрама, которые затянулись в тоненькие дорожки, не покрытые шерстью, – собачьи линии жизни. Но все эти камни, палки, ножи… Как ни странно, здесь, за чертою города, это воспринимается людьми как нечто банальное, какая-то ненормальная норма. Есть в медицине такой термин «норма-патология» - когда вроде бы что-то неправильно, не от природы, но в условиях нашей жизни можно с этим смириться и существовать.
Собака в селе – не то, что собака в городе, совсем не то. Здесь трудно себе представить, чтобы кто-то взял домой щенка, как ребенкозаменителя, которого запросто берут с собой в постель, целуют в нос и дают погрызть любимый тапок. Здесь собака – нужная в хозяйстве вещь. Как холодильник, как пылесос, как велосипед. К ним, конечно, привязываются, их любят и выбрасывают реже, чем в городе. А если выбрасывают – значит хозяевам эта «вещь» не нужна. Но она по-прежнему остается негласно принадлежащей своим прежним хозяевам, и никто не подбирает ее, потому что она «чья-то». Такая вот философия.
И потому судьба Сосиски зависла в воздухе. Хотя бродячим собакам здесь один простой приговор – отравленный пельмень, и это воспринимается просто, нормально, как единственно возможный выход. Но Сосиска ведь не ничейный! К хозяйке его бывшей, которая ходит мимо пса, задирая голову к небу, не раз бегали ребятишки. Они радостно сообщали, что «нашли Сосиску», и хозяйка благодарно кивала головой и обещала, что заберет собаку, как только купит ошейник. А когда, спустя полгода, дети решили скинуться на ошейник, вызвала ветеринара из города. Он дал Сосиске заветный пельмень, но Сосиска продолжал жить и через сутки, и через неделю.
Ветеринар приезжал еще пару раз, увеличивал дозу. Но Сосиска живет и не умирает. И «собачий доктор» махнул на него рукой. И теперь, когда хозяйка показала всем, что она уже не хочет быть хозяйкой, хозяйство над этим псом приписали нам. Так и говорят, словно забыв о правде, всем селом забыв: «Какая большая у вас собака! А что же вы ее без ошейника водите?». Сосиска в глазах односельчан переродился, став, как Будда, и собой, и не собой одновременно. Только домой его уже не возьмешь, потому что невозможно огромную взрослую сельскую бродячую собаку подогнать под формат квартирной жизни.
Может быть, когда мои дети пойдут в школу и будут писать сочинение на тему: «Мой первый друг», они напишут о Сосиске. О том, как он бегает, занося набок заднюю часть туловища, как имеет привычку проскальзывать между двумя идущими рука об руку людьми, как выклянчивает еду и тянет за рукава, когда идет с нами мимо пекарни, а после ночной разлуки поет свою телячью песню, мыча в нос. Жаль, что эти фразы могут обрести к тому моменту форму прошедшего времени. Потому что по-прежнему ежедневно в адрес пса сыплется множество угроз, и когда-то они могут воплотиться в жизнь.
У Сосиски, наверное, есть мечта – о доме. Но моей головы хватило пока только на воплощение его снов о весне. И сам он, воплощение множества поговорок о собаках, тот, чье собачье дело – ничье, тот, кто познал, что люди бывают хуже собак, радуется желтой луже в лесу. Теплой, как солома в конуре, как банальная фраза: «Человек собаке друг».
Свежие комментарии