Одно и то же
| Я давно мечтала рассказать об этой истории, хотя она ничем не примечательна и не тянет на захватывающее повествование.Просто иногда существует единственный способ избавиться от воспоминаний — разделить их с кем-нибудь другим, столь же ответственным за происходящее, как и ты сам. А в данном случае это все мы. Был ли ктото из нас в том месте, где произошла вся эта история, или даже не слышал о нем никогда, в сущности, это одно и то же.Поздний вечер, который многие уже называют ночью — это в зависимости от режима дня. Но метро еще работает. И фонари светятся тускло, через два на третий. У всего города простуда, но когда выходишь из теплого, гудящего, как шмель подземелья, кажется, что здесь льет особенно сильно; лужи, наверняка, самые мокрые, и невероятно хочется домой. Если писать картину, то раму для нее нужно выбирать темно-серую, закоченевшую, как ночной город. И потом на грязночерном фоне быстро-быстро, мелко-мелко изобразить бесчисленное множество косых полосок — это будет осенний дождь. Два-три желтых пятна для контраста; все равно — фонари или спархивающие с деревьев листья. У выхода из метро сидит грязножелтая нищая собака, мокрая и отчаявшаяся. Шерсть на ней слиплась мелкими колючками, острые уши умудрились повиснуть. Бока ввалились. И она смотрит на всех, словно просит..., но не подаяния. Люди, уставшие, вымокшие, перегруженные проблемами, пробегают мимо нее с одинаковыми лицами. Большинство просто не замечает ничего вокруг. Они равнодушны к чужому горю, у них хватает своего. Некоторые вздыхают и жалеют; некоторые даже предлагают еду, хотя их меньше всего. Но для самой собаки именно сейчас равнодушие и жалость — это одно и то же. Ведь тем, кто ее жалеет, конкретная собака в их маленьких квартирах совсем не нужна. Она не нужна точно так же, как и тем, кто ее не заметил. А собака, безнадежно просясь в домашние собаки, кротко взглядывая на каждого следующего редкого прохожего, остро чувствует именно эту свою заброшенность и ненужность. Самое страшное на свете — быть никому не нужным. Из темноты выходит человек. Он хорошо одет, но к концу дня на его щеках уже успела проклюнуться щетина, странным образом делая его похожим на бездомного или нищего. В отличие от собаки у человека есть теплая квартира, куда он идет, чтобы переночевать. Но он так давно привык чувствовать себя ненужным и бездомным, что граница между настоящей и мнимой заброшенностью размыта и плывет туманом на протяжении долгих лет. Этот человек — первый, к кому собака бросается навстречу. Это ее последняя надежда; а, может, она чувствует его ненужность и хочет ее растопить? Кто скажет? Они стоят в двух шагах друг от друга и внимательно вглядываются друг другу в глаза. Отчаянные, тоскливые, стынущие, по сравнению с которыми этот тоскливый осенний вечер — весеннее цветение природы. А потом между ними пробегает искра, как крохотный толчок — взаимопонимание. Они договорились за эти доли секунды, и им не потребовались слова. Когда понимаешь человека, когда он тебе нужен, сказаны слова или нет — это одно и то же. Человек и собака уходят вместе, найденные, наконец, в этой страшной, серой, слякотной круговерти. Третьей рядом идет надежда на лучшее, и собака приветливо виляет ей хвостом. Они скрываются в темноте подворотни, и сердце отпускает: может теперь все будет так, как еще никогда не было. А потом раздается жуткий визг мокрой резины по мокрому асфальту, визг тормозов, глухой удар и еще визг. Может машина сбила их обоих; может человека; может собаку. В сущности — это одно и то же.
|
Свежие комментарии