Он оствил меня...

Пуржистым, ранним утром, зябко подрагивая и кутаясь в сумерках, я, с большим рюкзаком за спиной, подошел к месту встречи. Еще издали, услышал нетерпеливое повизгивание и редкий лай собак в упряжке. Разглядел, горообразно высившиеся, нагруженные дорожной поклажей нарты и моего нового приятеля, из числа местных старожилов Командорских островов. Звали его простым русским именем, Ваня! А вот фамилия звучала романтично, Сокол! Огромного роста и силы, почти всегда с улыбкой на широком лице, он отличался неуемным характером настоящего авантюриста Северов, был неистощим на выдумки, порой запредельно энергичен и возбудим. Вместе с этим, обладал феноменальным умом и играл в шахматы, как Бог! Увлеченно писал замечательные и наивные стихи, был заядлый охотник и последним в поселке Никольском, хранил упряжку ездовых собак. Размером с доброго теленка, они были лохматы, свирепы друг к другу, но совершенно покорились человеку. Вскоре привыкнув, я без колебания кидался в гущу дерущихся псов, не боясь быть укушенным в хрипяще-рычащей свалке. Это приходилось делать частенько, потому что при беге, какая-нибудь из собак, проваливалась в снег и путалась в постромках упряжи. Ее продолжали тащить волоком, затем соседи начинали кусать раздражающий «якорь», и выходила очередная драка. -Ваня-, а как же мы поедем, где сядем?- робко поинтересовался я, упершись сомнительным взглядом на «под жвак» загруженную нарту. Ведь собак только 9! – Нарты так тяжелы, а наш первый отрезок пути до бухты Буян, должен был быть не менее 40 километров! -Все будет зае..сь, т.е. нормально, Сева!- Громогласно и уверенно отвечал, Иван!- Положившись на его опыт, я устроился на задке нарт. Ваня выдернул «остол» и заорал во все горло: - « Лапка, вперед!» ...и собаки рванули. Нарта постепенно набирала ход. Вот и поселок остался позади. Замелькали знакомые распадки ручьев... Мне казалось, что двигаемся мы медленно, тяжеловато. Я попробовал соскочить с нарты на ходу и помочь собакам в особо заснеженной пади, но не тут то было! Медленно, но верно, со скоростью не более 10 километров в час, нарта неуловимо ускользала. В отличие от рассказов Джека Лондона, где вожак упряжки, самая сильная собака в стае, наш Лапка был стар, но мудр! Его задача была с полу крика понимать команды, уводить упряжку от опасных мест. Поэтому тянул он в полу силы, бежал легко и часто оборачивался на зад, вострил уши на каждый оклик. «Лапка, ле...ле...ле.ле,ле,лелеле...»-кричал Ваня, и собака послушно заворачивала нарту налево. «Пра...пра...,пра,пра,пра...твою м.ть!» и делался разворот на право. Стоять! Вперед! – вот нехитрый набор команд, командорского каюра. Надо сказать, что остальные собаки, без преувеличения великие трудяги, понимали превелегированное положение «Лапки» и были крайне раздосадованы на вершившуюся, с их точки зрения, несправедливость. Поэтому, чтобы сохранить «вожака», при остановках, мы четко оберегали его от их злобных наскоков, а, подъехав к избушке, первым делом, кидались его распрягать. Освободившись от постромок, он и сам стремглав исчезал в открытой двери избушке, сопровождаемый мстительным лаем, раздосадованных псов. Если бы можно, они бы вмиг порвали незадачливого «вожака» на кусочки. Уставших животных, освобождали по очереди от упряжи, цепляли за цепочки, к вбитым в снег кольям. Длина цепей и расстояние между кольями, не позволяло им соприкасаться и драться! Из мешков доставалась юкола – пресно-вяленая горбуша, или "чикна", по- -алеутски. Куски ее бросались на снег, под морды изголодавшихся псов. Вместо воды, они жадно хватали своими пастями снег. Постепенно суета и шум стихали. Собаки сворачивались на снегу клубком и засыпали. До следующего утра. Зимние вечера долги и за чаем, мы беседовали с Ваней обо всем на свете! Порой пурга, закрывала нам путь на несколько дней. Тогда эти разговоры, к моему несказанному удовольствию, превращались в почти театрализованное представление. Представьте себе убогую комнатку, скупо освещенную керосиновой лампой. Неумолкаемый треск дров в печурке. Приглушенный, но неудержимо властвующий вой ветра, проникающий сквозь стены, плотно окутанной снегом, старенькой избушки. Иван, огромной и изломанной тенью, мечется в полутьме и... с жаром декламирует свои поэмы. Эпические строки о героическом прошлом «Русской Америки», о природе Командорских островов, которую, он тонко чувствовал и любил. Или его бесконечные вопросы о науке. Биологии океана. В конце концов, они закончились, его поступлением на заочное отделение института, и, не смотря на огромные расстояния, трудности учебы, он стоически сдавал сессию за сессией. Как-то при встрече, заведующая кафедрой зоологии, со смехом жаловалась мне, что Иван Николаевич де, отличный, трудолюбивый, но очень страстный студент... При каждой сдачи зачета, она умоляюще просила его, быть более сдержанным, и в запале ответов, по возможности, воздерживаться от фолклерных идиом! Мы строили бесконечные планы совместной работы. Без устали бороздили просторы тундры, порой обрываясь с упряжкой собак, в пропасти распадков, ночуя в снегу под ударами пурги... Неистребимая жажда, неумолимый рок, естественное чувство сопричастности и настоящая дружба – вот составляющие нашего душевного единения. Нас, двух, настолько разных людей... И по уровню образования, и по роду практической деятельности и по социальному статусу. В любой ситуации, все обращалось ко благу! Как-то, после длительной пурги, наступило долгожданное затишье и выглянуло солнце. Мы быстро собрались в дорогу и отдохнувшие собаки, ходко несли нарту по насту. Океан успокоился, был небольшой отлив. Километров за десять, до очередной ночевки, Иван, отправился «тралить лайду», т.е. пешком по берегу, собирать интересные и полезные выбросы океана. Среди них попадались и деревянные бочки, и пластиковые канистры, и бутылки, и красовки и, вообще, многой другой, всякой всячены... Оставив его, я продолжал свой путь. Вскоре достиг избушки, где мы собирались заночевать. Накормив собак, сварил кашу и чай. Поел и с кружкой в руках, устроился на крыльце, то и дело поглядывая на дальний мыс, поджидая появления друга. Через час другой, его фигура замаячила вдали. Она медленно приближалась и выглядела несколько громоздкой. В бинокль, я сумел разглядеть, что Ваня тащит на плечах, какую-то поклажу! –«Что-то интересное нашел!»-догадался я. Вскоре, тяжело отдуваясь, с раскрасневшимся от долгой ходьбы лицом, он приблизился к крыльцу. На плечах его высилась, новехонькая, 200 литровая, деревянная бочка. - Вот так находка! – счастливо улыбался он! Более пяти километров тащу ее и не могу народоваться. Такая в хозяйстве просто незаменима!- Фыркнув от усталости, он с облегчением обрушил тяжелую ношу себе под ноги. Но солнечная оттепель, к вечеру, заледенела и бочка, с высоты Ваниных плеч, ударившись о бугристый покров, с треском, разлетелась на клепки! Мы оба, в полном молчании, как «очумелые», смотрели на это чудесное превращение! Затем, почти синхронно с его воплем, грянул мой неудержимый хохот! Ваня, голосил так, что собаки, в испуге, повскакивали на ноги и принялись выть. Облегчив, таким образом, душу, Иван, скоро смирился с потерей, но тот вечер, прошел под знаком «бочки» и моего постоянного подтрунивания над ним. В поселке ему действительно было тесно и скушно. Во многом отсюда была и его неистребимая тяга к беззлобному эпатированию обывателей. В угоду толпе, он с увлечением раздувал о себе небылицы. И о своем несметном богатстве, и о своей, якобы бескомпромиссной и хищнической натуре. Не понимание и уникальность, рождает недоверие и отторжение. Заставляет выстраивать модели соответствия, по образу и подобию. Оборачивается инстинктивным дискомфортом. Агрессивным и неосознанным желанием активного воздействия...вплоть до крайних степеней уничижения... Он жил среди них...и неосознанно, оборонялся. В образах «хищного стяжателя» и «русского дурачка», был, более приемлем и предсказуем. Но как мне кажется, « Его, душа, чудесного искала...»! Вот только жизнь, неумолимо вносила свои коррективы. В тот вечер, на кухне, мы увлеченно обсуждали перспективы налаживания рачительного хозяйствования на Командорских островах. Он спешил. Мы договорились о встрече на следующий день. Но утром, раздался звонок телефона...Убитый голос его жены, сообщил, что Иван трагически погиб! Ночью..! «Его душа, чудесного искала»... Где она? Эта блуждающая частица... В каком краю, в каком измерении и... доведется ли встретиться вновь?!